Home › News

Дмитрий Маслеев: "У меня нет никаких ритуалов перед выходом на сцену"

28.08.2018

Дмитрий Маслеев… Сегодня это имя знают меломаны, музыканты и музыкальные критики.

О нем написано много статей, с ним сделано много интервью, но тогда, когда он появился на конкурсе Чайковского, о нем почти никто не знал, несмотря на его многочисленные победы в международных конкурсах и сольных концертах; на конкурсе пианистов  «Chopin» он получил главный приз — рояль и тур из 12 концертов по городам Италии.

Я слушала всех участников ХV конкурса Чайковского (благодаря потрясающей трансляции Medici) на огромном экране моего компьютера, сидя в Вашингтоне, и признаюсь, что от 36-го участника, скромного юноши, осенявшего себя широким крестом перед выходом на сцену, не ждала ничего особенного.

И, как выяснилось, напрасно. С первой же ноты стало ясно, что перед нами абсолютно честный музыкант. И дело не только в том, что была сыграна каждая нота и каждый пассаж, ответственность перед текстом и композитором, его написавшим, была очевидной.

Впоследствии о манере этого пианиста писали, что её отличает лиричность, точность, безупречное чувство формы и склонность к романтизации произведений. Наверно, это так, но тогда были выверенность, точность, скромность, стабильность и никакой аффектации.

Казалось, что следуя рекомендациям лучших учителей и исполнителей русской школы, он выполняет самый главный завет: “Не Я играю баха, а я играю БАХА”.

На каждом туре Дмитрий Маслеев играл последним, иногда те же произведения, что и предыдущие конкурсанты. Когда я услышала его “Вариации на тему Корелли”, мне стало ясно, насколько глубоко его проникновение в текст этого произведения.

Насколько оно глубже, чем у блестящего Джорджа Ли, которое казалось очень хорошим. Картинность и сюжетность Сонаты Бетховена №26 была почти детской по искренности, а “Пляски Смерти” Листа, наоборот, потрясли зрелостью и пониманием, которое в этом возрасте кажется невероятным.

Во время конкурса Чайковского в  семье Дмитрия случилось горе: умерла мама. Как он сумел собраться, выйти на сцену и сыграть концерт Моцарта? Как он сумел дойти до конца и победить? Это о многом говорит.

Я наблюдала за его лицом после объявления о победе. Он стоял в вестибюле, растерянный, бледный и несчастный, и на лице его была такая гамма переживаний, которую передать словами невозможно.

Путевка в мир

После конкурса Дмитрий сыграл много концертов с огромным успехом. В Карнеги Холл люди кричали “браво”, почти после каждого произведения зал апплодировал стоя. Критики не перестают петь ему хвалу.

Даже когда Дмитрий исполняет уже сыгранные им произведения, он не играет их с заученной эмоцией, каждый раз он находит в них что-то новое.

Его родители не музыканты — химики-геологи. Рос он в Улан-Удэ. Начал заниматься музыкой в студии при школе, когда дома даже не было пианино. Музыке уделял очень мало времени, гораздо больше театру. И, тем не менее, в восемь лет уже выступал на сцене в качестве солиста.

В 14 лет уехал с бабушкой в Новосибирск  и поступил в школу-колледж им. Глинки. Потом поступил в Московскую Консерваторию, потом — в аспирантуру. Потом — на год в Международную академию фортепианной музыки на озере Комо в Италии.

Борис Березовский был в жюри конкурса имени Чайковского. Он назвал игру Дмитрия Маслеева гениальной…

Будущее покажет насколько это так. Надеюсь, что это так.

Дмитрий Маслеев: “Я случайно забрел в музыкальный класс”

— Дима, вы родились в Улан-Удэ, в столице республики Бурятии. Там, как известно, очень сильная и особая культура. Знаете ли вы бурятский язык?

— Нет, не знаю. В моей школе бурятский язык не был обязательным предметом.

— Ваши родители буряты? Как они оказались в Улан-Удэ?

— Нет, мои родители не буряты. Думаю, что они попали в Улан-Удэ по распределению после института.

— А вы, Дима, как с бурятской культурой, на «вы» или на «ты»?

— Скорее всего, я на «вы», но все, что там происходит, я очень люблю. Часто ходил смотреть Дацаны, это на самом деле очень интересно.

— То есть шаманство, соединение с монгольской культурой, особое песнопение и прочее не вошло в вашу плоть и кровь?

— Нет, все это как бы было рядом, параллельно, не пересекаясь, и на мое личностное формирование не оказало серьезного влияния.

— После вашего концерта в Нью-Джерси, я пришла домой, открыла ФБ и первое, что прочла: «Потом в театре концерт начался. Весь-весь московский симфонический оркестр играл Рахманинова, Чайковского и Скрябина. А Павел Коган дирижировал.

За фортепиано солировал совсем молодой пианист Дмитрий Маслeев. И было это прекрасно! Публика бесновалась, не хотела их отпускать. Ребята играли “на бис” еще почти целый концерт!» 

Вот такое вы производите впечатление. Вы, правда, уже не «совсем молодой», вам уже…

— 29 лет.

— Молодой, молодой. Человек, который помнит детство, еще молодой. Скажите, ваш переезд из Улан-Удэ в Новосибирск был как бы эмиграцией — переезд в другую культуру, климат, обстановку?

— Да, наверно, но мне было очень важно переехать в Новосибирск, потому что там и музыкальная жизнь была гораздо интенсивнее, там была консерватория, и там я учился в специальной музыкальной школе для одаренных детей, где, естественно все, кто учился, уже были музыкантами.

Я попал в такую музыкальную атмосферу, вся эта конкурентная обстановка, сравнение себя с другими, концерты — все это было необходимо для моего развития. Школьная жизнь превратилась в музыкально-артистическую.

Дмитрий Маслеев: “Меня сформировала русская исполнительская школа”

— Таким образом, само обучение в этой школе было своеобразной репетицией к конкурсам?

— Нет, я не это имел в виду. Может быть, это как-то и влияет, но в любом случае, когда есть с кем себя сравнивать, это очень хорошо.

— А после Новосибирска опять резкая перемена в жизни — Москва!

— Да. Мне очень захотелось поступить в Московскую консерваторию и я очень рад, что это удалось.

— Было трудно? Или вы уже были таким сильным пианистом, что…

— Нет, я бы не сказал, что это было легко. Я съездил на консультацию буквально за несколько месяцев до поступления. Для меня все было внове, я никогда до этого не был в Москве.

— Сама я выпускница Ленинградской консерватории, но насколько я помню, Московская консерватория считалась довольно снобистским местом. И как, простите меня за этот вопрос, вы, провинциальный мальчик,  чувствовали себя там?

— Я бы сказал, что я немного боялся, что будет трудно поступить, что поступают только люди из Москвы, по знакомству или по сильным рекомендациям, но все оказалось не так страшно, и уже потом, то, что меня окружало произвело на меня очень хорошее впечатление, мне понравились первые дни, которые я провел в консерватории, просто незабываемые. Оказалось, что приняли много ребят из провинции, мы жили в общежитии, я вообще не заметил никакого снобизма…

— Дима, мои ученики всегда просят меня узнать у музыкантов, которых я интервьюирую, кто их заставлял заниматься в детстве. Вас заставляли?

— Я не помню, чтобы так уж сильно заставляли, я вообще по меркам ЦМШ довольно поздно начал серьезно заниматься музыкой, в детстве меня больше интересовала театральная студия, это отнимало много времени, все лето мы проводили на даче, где не было инструмента.

А когда стал постарше, я начал задумываться об этом и начал серьезнее и ответственнее относиться к моим занятиям музыкой, тогда уже и не надо было меня заставлять, потому что я сам начал понимать, что нужно проводить много времени за инструментом.

— А когда в вас “ударила эта молния”, когда вы поняли, что музыка — это ваш мир?

— Я думаю, когда произошло самоосознание. У любого человека это происходит в подростковом возрасте.

— Помните, как это произошло?

— Такого острого момента не было. Все перемены в моей жизни — очень медленные, плавные и естественные.

— Были у вас “откровения” вроде: “В музыке слов нет, а смысл есть”?

— Ну нет, я бы так не сказал. То же самое можно сказать про речь, человек сам не помнит, когда слова начали обретать смысл для него, это ведь естественный и очень постепенный процесс. Так же и с музыкой.

— Учителя у вас  были суровые?

— Учителя были очень хорошие, мне повезло. Моя первая учительница — Ольга Андреевна Черных, я у нее проучился с 7-ми до 12-ти лет, как раз благодаря ее упорству, я начал заниматься музыкой.

Под ее руководством я подготовился к своему первому музыкальному конкурсу, мне было 12 лет. Это был очень волнительный момент — участие в этом конкурсе. В Улан-Удэ я учился еще у одного педагога, Елены Евдокимовны Степановой, которая готовила меня к поступлению в Новосибирский колледж, это был, действительно важный период, подростковый, когда происходит самоосознание, определяются ценности, тогда я как раз понял, что моя жизнь будет связана с музыкой.

В Новосибирске у меня был замечательный педагог, Ирина Исаевна Берман. За четыре года она подготовила меня к поступлению в Московскую консерваторию. Серьезная была подготовка.

Я проучился в консерватории 8 лет у профессора Михаила Степановича Петухова. Со всеми моими педагогами я поддерживаю связь, всегда с ними встречаюсь, когда приезжаю и приглашаю их на свои концерты.

Михаил Петухов: “Я не штампую виртуозов”

— Вы уже пришли к Петухову довольно хорошо оснащенным пианистом, с хорошей техникой, с хорошим звукоизвлечением, с хорошей посадкой. Чему ему было важно вас научить?

— Между тем, когда я начал у него учиться в 18 лет и когда закончил — это два разных человека. Работа была проведена грандиозная. Михаил Степанович Петухов на уроках давал большую свободу в трактовке и интерпретации, в 95-ти процентов случаев не говорил, что здесь вот обязательно нужно сыграть крещендо, тихо или громко, то есть, он на самом деле развивал что-то в студенте, что позволяло студенту сделать самостоятельный выбор.

Он давал слушать много записей не только пианистов, но и оперные записи, справедливо считая, что чтобы научиться петь на рояле, в первую очередь надо слушать хороших певцов. Его любимый и, впоследствии, ставший моим любимым певцом был Николай Гедда, он слушал его еще в концертах, а я, естественно, только в записях, которых много. Они, конечно, не передают даже и части того, что происходило на сцене, но все-таки, это колоссальный музыкальный опыт.

— Как увеличился ваш кругозор за время студенчества в Москве? Музеи, театры, книжки, наконец? И как это отразилось на вашем исполнительском искусстве?

— На самом деле, когда я приехал в Москву, меня удивило разнообразие музыкальной жизни. Я увидел столько афиш, каждый день в Москве не меньше 20 концертов, на каждый интересно было бы пойти. Это было потрясающе (сейчас тоже так) и, естественно, не могло не повлиять на меня.

Я часто ходил в Большой зал консерватории. Я помню, когда я пришел в первый раз, это было в начале сентября. Пианист Гиндин играл концерт с симфоническим оркестром. Это воспоминание осталось со мной. В последствии я очень часто ходил на концерты. Конечно, конечно, это необходимо.

— А читали вы много?

— Разнообразную литературу. Одно время я увлекался методическими книгами про исполнительство, увлекался художественной литературой. Потом техническими книгами, когда интернет начал развиваться. Сейчас так много записей в интернете! В Московской консерватории обширная фонотека.

— Любите ли вы стихи?

— Нет, пожалуй, я не являюсь ярым поклонником поэзии, но, не могу сказать, что совсем не воспринимаю стихи, когда попадается что-то. Всегда с удовольствием слушаю.

— Есть любимые поэты?

— Наверно, нет.

— А писатели?

— Я очень люблю русскую классическую литературу. Когда я прочитал Булгакова, я был потрясен, Толстой, Достоевский, — вот этих трех писателей могу назвать любимыми и для меня важными.

— А что, вы считаете, вас сформировало?

— Я не могу сказать, что какая-то книга или фильм перевернули мою жизнь. Все изменения происходили плавно и естественно. Конечно, какие-то прочитанные и услышанные вещи как-то на меня влияли, но это не было так резко, чтобы на следующий день я проснулся другим человеком, но, чем больше читаешь, чем больше слушаешь и смотришь хорошие фильмы и спектакли, тем большим становится твой культурный багаж, и весь этот эмоциональный опыт отражается на игре, на прочтении новых музыкальных произведений.

Дмитрий Маслеев: “Я благодарен каждому, кто приходит ко мне на концерт”

— В какой-то момент вы, наверно, влюбились.  Это повлияло на вашу игру?

— Думаю, что да. Романтические чувства важны для человека и особенно артиста, поскольку они лучше всего переводятся на язык музыки.

— Ваш следующий переезд  — Италия?

— Да, я один год после аспирантуры прожил в Италии, стажировался в Фортепианной академии на озере Комо.

— Это же должно было быть шоковым опытом?

— Почему?

— Совсем другой мир, другая страна, другая природа, другой климат, другой язык, искусство на каждом шагу, через каждые 10 шагов вы видите какого-нибудь Тинторетто.

— До этого я часто бывал в Италии, но и в Москве тоже на каждом шагу сохранившиеся искусство и история, и когда я захотел какое-то время провести в другой стране для получения какого-то опыта, я в первую очередь подумал об Италии, потому что в первый же раз, когда я попал в Италию, я влюбился в эту страну, потрясающую и в архитектурном плане, и в культурном, и конечно, природа замечательная, особенно на озере Комо.

Все произошло очень просто. Я знал об этой Академии, отправил туда документы, сыграл экзамен, был принят и провел там год.

— В интерпретации сочинения, которое вы беретесь играть, что больше всего у вас работает: интуиция, знание жизни композитора, истории, философии, личный опыт?

— Все, что вы назвали, это, на мой взгляд, и составляет интуитивный багаж. Если этот багаж большой, то интуитивно можно сразу нащупать верное движение.

— А у вас этот багаж большой?

— Ну, во-первых, он постоянно увеличивается и процесс этот безостановочный, но в какие-то моменты я могу себе позволить открыть нотный текст и начать читать его и играть.

— Можете сказать, что вам в себе нравится и что не нравится?

— Мне в себе не нравится лень.

— А в вашем пианизме?

— Ну это такой вопрос, на который можно ответить только со стороны.

— Вы слушаете свои записи?

— Я не очень люблю их слушать.

— Ну бывают такие моменты: “Ай да Пушкин, ай да сукин сын”?

— На сцене, когда увлечен, в состоянии куража, бывает.

— Но после выступления вы все-таки думаете о том, что получилось хорошо, а что не очень?

— Ну, конечно. Всегда необходим анализ, чтобы понять, над чем еще нужно работать, на что обратить внимание.

— Конкурс Чайковского, на котором вы получили 1-е место, на сегодняшний день — вершина вашей карьеры. Это было ожидаемо или неожиданно?

— Для музыканта конкурс — это только начало карьеры. Такой замечательный старт.

— Я очень внимательно слушала вас на всех этапах конкурса. И была просто поражена максимумом, который вы выдавали. По крайней мере, мне  казалось, что вы на сцене не потеряли ничего из задуманного. Как вы справляетесь с волнением?

— Для меня рецепт довольно прост. Несмотря на то, что волнение присутствует и особенно в такой экстремальной ситуации как конкурс, где эмоции просто зашкаливают, я знаю, что чем меньше об этом думаешь, тем лучше.

Я об этом просто не думаю. И поэтому не имею никаких ритуалов перед выходом на сцену, таких как, выйти на крыльцо, три раза повернуться против часовой стрелки, плюнуть через левое плечо и еще что-нибудь вроде этого…

Дмитрий Башкиров: “Это был незаурядный конкурс Чайковского”

— На конкурсе Чайковского вам удалось подружиться с другими участниками?

— В общем-то во время самого конкурса, я не очень общался с другими, ситуация была напряженная, не из-за конкуренции, а из-за того, что надо было сильно концентрироваться на себе. Поэтому я, естественно, общался с педагогом, общался с друзьями.

Потом уже, когда мы ездили вместе играть на нескольких концертах, я подружился с замечательным пианистом Сергеем Редькиным, который тоже, кстати, стажировался в Комо за несколько лет до меня, с замечательным виолончелистом Сашей Раммом мы сыграли несколько концертов, со скрипачом Павлом Милюковым мы недавно представляли в консерватории все концерты Шостаковича, где лауреаты конкурса Чайковского вместе с оркестром республики Татарстан со Сладковским писали все инструментальные концерты Шостаковича.

Я, Паша и Саша играли по одному концерту. Такие моменты очень приятны, когда можно пообщаться с коллегами и выступить на одной сцене в один вечер. Когда мы сделали запись (это все происходило на фирме «Мелодия»), возникла такая идея: к записям пьес Шостаковича прибавить 2-ю Сонату Прокофьева, а с Прокофьевым очень хорошо сочетается Соната Скарлатти, и вот этот диск буквально 3 недели назад вышел, чему я несказанно рад.

Дмитрий Маслеев, фортепиано

— Удается ли вам выучить что-то новое после конкурса при таком напряженном концертном графике? Или вам приходится играть те же произведения, что вы играли на конкурсе?

— Уже два года прошло. Конечно, я учу много разной музыки, постоянно обновляю репертуар, много камерной музыки. Для пианиста это бесконечный процесс.

— Ваша жизнь изменилась. Кардинально и замечательно. Вы сейчас много концертируете, выступаете успешно в разных странах. Устаете?

— Ну, вы знаете, это, конечно не просто быть в постоянных переездах, но сейчас я таким графиком наслаждаюсь. За последние два года я нашел свой ритм, который я стараюсь поддерживать, и сохранять баланс между временем на занятия и временем между поездками и выступлениями, когда необходимо восстановить силы.

— А где ваш дом? Куда вы возвращаетесь?

— Сейчас я возвращаюсь в Москву. Это — удобный город. Из него даже путешествовать удобно, потому что он находится между Европой и Азией, и даже от Америки не так далеко. Так что сейчас я живу в Москве и очень этому рад.

— Вы продолжаете жить в общежитии?

— Из общежития меня выселили когда я закончил аспирантуру. Я, кстати, все 8 лет прожил в одной комнате в общежитии, и воспоминания остались очень приятные, вообще как-то помнятся только приятные вещи и, хотя жизнь в общежитии не сахар, это мне дало большой и полезный жизненный  опыт: жизнь с разными соседями, умение приспосабливаться к предлагаемым обстоятельствам, в каком-то смысле все это даже обогащает. Я благодарен судьбе, что восемь лет прожил в общежитии.

— Расскажите, Дима, как вы справляетесь со славой? Слава, ведь, это бремя, не так ли? Вас узнают на улице, вы стали очень известным музыкантом…

— Наверно, как с волнением. Стараюсь об этом не думать, несмотря на то, что какое-то повышенное ко мне внимание мне не очень нравится. Но, поскольку есть чем заняться, можно этого не замечать.

— Журнал “Этажи”, для которого мы с вами делаем это интервью, читается людьми, которые могут быть далеки от музыки. Что бы вам хотелось им рассказать про жизнь музыканта?

— Я бы не стал рассказывать про жизнь музыканта, потому что есть об этом много книг и фильмов. Правда, там обычно показывают чрезвычайно эксцентричных людей, но совершенно не обязательно быть эксцентриком для человека искусства.

Так вот, что я хотел бы сказать таким людям: если они никогда не были на концерте классической музыки, боясь что-то не понять или ничего не понять, я более чем советую пойти на хороший концерт, потому что живое исполнение всегда порождает особые эмоции, гораздо сильнее, чем прослушивание в записи. Я надеюсь, что они последуют моему совету.

— Когда вы играете, вы обращаетесь к слушателю в зале?

— Прямо в момент исполнения — нет, я концентрируюсь на инструменте, на произведении. Перед выходом на сцену и после исполнения — да, но не во время.

— Но вы чувствуете реакцию публики во время исполнения?

— Во время исполнения я не обращаю внимания ни на что, кроме исполнения. Но после — если тебя тепло принимают, это очень приятно. Я вообще благодарен слушателю, который выбрал прийти на мой  концерт, а мог бы остаться дома и лежать на диване. А если ему еще и понравилось, получил удовольствие, — то это мне вдвойне приятно и радостно.

— Вы — счастливый человек?

— Я — счастливый человек.

— Мне кажется, что в России происходят большие политические перемены. Как они влияют на ваше настроение, как вы к ним относитесь?

— Я слегка не понимаю. Это вы о чем? Я человек настолько далекий от политики, что ничего сказать об этом не могу. Мне кажется, что нужно делать свое дело, чем я и занимаюсь, и дело у меня хорошее, культурное.

— Дима, спасибо вам большое за интересную беседу. Я вам желаю больших успехов, счастья и здоровья.

— Вам, Ирэна, спасибо. Я рад, что мы встретились.

Ирэна Орлова, etazhi-lit.ru